Я - истребитель - Страница 46

— Ладно, документы в порядке, можете следовать дальше… Скажите, а вы не тот Суворов, что сбил пятерых немцев над Минском? — спросил вдруг капитан.

Пришлось признаться, что это я и есть, кивком головы указав на орден, на который капитан уже давно озадаченно посматривал.

— То-то я смотрю, лицо знакомое, где-то видел, а как сказали, что двух сбили, так сразу вспомнил. У меня был очерк о вас, да бойцы бумагу на курево пустили. Ладно, всего хорошего, — отдав честь, сказал капитан.

Помахав парням из патруля, мы проехали мимо полуторки и попылили дальше.

Примерно через пару километров впереди показался просвет между деревьями.

— Останови, посмотрю, что там творится, — приказал я. И, выпрыгнув из остановившейся машины, крикнул в кузов: — Можно оправиться!

Где-то рядом явно работала авиация, были отчетливо слышны разрывы бомб и треск авиационных пулеметов.

— «Штуки» работают, — пробормотал я. После чего широким шагом направился к опушке.

На опушку я вышел осторожно. В двух километрах от леса шла дорога, забитая техникой, беженцами и скотиной, которую гнали на восток.

И вот на эту забитую дорогу, выстроившись в круг, и пикировали «юнкерсы». Работали они пулеметами, было видно, что бомбы уже использованы и немцы добивают боезапас.

— Наши, — сказал кто-то срывающимся голосом. Обернувшись, рядом увидел всех сержантов, которые, широко открыв глаза, смотрели на побоище впереди.

Сержант Лапоть не ошибся — над видневшимся вдалеке городом появились пять точек, оказавшихся истребителями-бипланами.

— У них скорость почти одинаковая, разницы в сотню не будет. Не догонят, — хмуро сказал я.

— Как же так?! По людям, по скотине… А, товарищ старший сержант? Зачем? — срывающимся голосом спросил Морюхов.

— Смотри, сержант. Смотри на настоящую натуру немцев. Видишь, какие они рабочие-пролетариаты? Запомните все: немцев бить надо! Бить! Пока они руки не успели поднять! Ясно?! Общечеловеки, бл…! — добавил я, вспомнив свое время.

Меня самого воротило от того, что натворили немецкие летчики. Военной техники на дороге фактически не было. В основном беженцы, и по ним гитлеровцы нанесли бомбово-штурмовой удар, как будто это полноценное подразделение Красной Армии.

— Твари! — сплюнул я.

— Товарищ старший сержант… а что делать? Может, помочь?

— Для этого есть люди. Возвращаемся к машине… Не понял! Бойцы, кругом! К машине шагом марш!

Следуя за печатавшими шаг сержантами, я постоянно оборачивался на удаляющуюся опушку. «Юнкерсы» уже закончили и, не обращая внимания на идущих на форсаже «чаек», выстроились в боевой порядок и направились на свой аэродром. «Чайки», так и не догнав немцев, беспомощно покружили над дорогой, после чего потянулись обратно.

— Что там, товарищ старший сержант? — спросил Малютов.

— Бойня там. Топорик давай, будем машину маскировать. Булочкин — в охранение, остальным — маскировать машину.

Когда мы выехали в поле, то были похожи на двигавшийся большой куст. На опушке я приказал повернуть сразу направо, проследовав дальше прямо по полю, рядом с лесом. Действия мои были обоснованны проще некуда. На дороге завал, который только-только начали убирать, да и уцелевшим беженцам в глаза смотреть не хотелось, и видеть, что натворили немцы, тоже большой охоты не было. Хотя, на мой взгляд, показать сержантам следовало бы, для злости.

— Товарищ старший сержант… вроде самолет, — сказал вдруг ефрейтор.

— Чего? — не понял я, так как в это время пристально рассматривал дорогу, наполовину скрытую дымами пожарищ.

— Самолет впереди, — повторил Малютов уже увереннее.

Присмотревшись, я тоже увидел загнанный в лес самолет. И хотя виднелся только хвост с нарисованной красной звездой на зеленом фоне, сразу определил в нем «ишачка».

— Тормозни около него, посмотрим, — приказал я.

Остановившаяся машина гармонично вписывалась в опушку, не привлекая к себе внимание. Спрыгнув на землю, я крикнул:

— Ко мне!

Впятером мы быстро осмотрели машину. В кабине был погибший летчик, мы осторожно вытащили его и отнесли в кузов ЗИСа, место там нашлось.

— Филиппов Геннадий Арсеньевич. Старшина. Одиннадцатый иап, — прочитал я документы вслух.

Самолет на вид был исправен, хотя потеки масла на моторе и дыры в кабине и на плоскостях навевали нехорошие мысли.

Сделав отметку на карте, мы сели в машину и поехали дальше. Город объехали — все подъезды к нему оказались забиты беженцами, и нам пришлось двигаться дальше по проселочной дороге, где было посвободней. Сержанты строго исполняли мой приказ и в пять пар глаз следили за небом, а при любой опасности стучали по кабине. Но как бы то ни было, к трем часам дня мы подъезжали к расположению полка.

Остановившись у часового с синими петлицами, я спросил, старясь перекричать порыкивание грузовика:

— Где семнадцатый бап расположился?

Боец молча показал рукой направление, с интересом разглядывая нас.

— Погнали. Вон туда, где разлапистое дерево, — велел я ефрейтору, а сам при этом с любопытством разглядывал два десятка «чаек», замаскированных на опушке маленького леса.

— Не одни мы тут.

— Что, товарищ старший сержант?

— Я говорю, вон СБ стоит, видишь механиков рядом? Вот езжай к ним, наверняка наши.

Первое, что я услышал, когда вылез из остановившейся машины, было:

— …да я тебе эту железку в жо…у засуну! Ты что мне принес?

Хмыкнув, я тихо сказал:

— Вот я и дома.

Посмотрев на подходившего ко мне техника-лейтенанта, отдав честь, спросил: